Лилия Малахова
Представьте себе человека, который однажды «открыл» для себя Церковь. Он проникся Евангелием, святоотеческими поучениями, стал вести церковную жизнь. Он регулярно вычитывает утреннее и вечернее правило, посещает воскресные и праздничные богослужения, прибегает к таинству исповеди и причастия. Но вот проходит время — год, пять или десять лет, и в одно утро этот человек понимает, что ему не хочется сегодня идти в церковь.
Да, ему не хочется идти сегодня в церковь, потому что все богослужение он давно знает наизусть. А еще ему надоело каждый день долдонить одни и те же молитвы, читать одни и те же слова Евангелия, перечитанные уже, наверное, сотню раз, надоело исповедоваться, потому что сколько ни называй грехов на исповеди, они, во-первых, не убавляются, а, во-вторых, постоянно одни и те же. Надоело! И становится ему скучно. Скучно и тоскливо, и в душе настоящий раздрай: вроде бы и от веры не отрекался, но и сыном Церкви себя чувствовать перестал.
И вот он уже пропускает одно богослужение, потом еще одно, потом еще… И если поначалу его еще терзала совесть, то вскоре приходит успокоение: живут же атеисты вообще без Церкви, и неплохо живут… Ни кирпичи на голову не падают, ни бесы живьем в ад не утаскивают. А потом он сократит правило до пары «самых важных» молитв, а потом забудет и об этой малости и перестанет молиться вообще. А потом окажется, что и посты соблюдать вроде как необязательно… И смирится он с собой, грешником: да все грешники…
Все это говорит о том, что наступил период охлаждения.
Как показывает практика, с такими откатами назад сталкивается большинство людей. Единицы способны сохранить пламенную веру на протяжении всей жизни. Другие же проходят через охлаждение: кто однажды, а кто-то и постоянно, двигаясь по синусоиде, причем не только миряне, но и священнослужители. Причем замечена тенденция: с чем большим воодушевлением человек начинал свою церковную жизнь, тем сильнее его потом охватывает равнодушие к ней. И есть очень меткое слово, обозначающее это состояние: выгорание.
Если человек впал в духовную апатию, это говорит о том, что им упущено нечто очень важное в духовной жизни, что фундамент своей духовности он заложил не на том основании, отчего все здание и рухнуло. И так уж получается, что большинство из нас при начале духовной жизни руководствуются чувственностью, жаждой новых впечатлений.
Переступая порог церкви, мы оказываемся в новом, доселе неведомом нам мире. Тут тебе и загадочные священники, и монахини, и пророчества и чудеса, и речь отличается от привычной, и повадки другие. Все это восхищает, возносит, дает мощную эмоциональную подпитку, возгревает желание быть причастным этой странной вселенной! Но по прошествии времени чувства притупляются, церковная обстановка перестает давать эмоциональную подпитку, становится неинтересной. Поэтому и теряется смысл хождения в храм, молитвы, исповеди.
Фоном нашей жизни должны быть памятование о Боге и любовь к ближнему, а не пение церковного хора. Единственной профилактикой выгорания у верующего может быть только акцент на борьбе со своими грехами. Привыкнуть к работе над собой невозможно, как невозможно привыкнуть к тому, что тонешь: ты либо выплывешь, либо пойдешь на дно. Болтаться посередине не получится. Но что делать, если выгорание уже настигло? Ведь обычно люди даже не подозревают об этом явлении, пока не столкнутся с ним, так сказать, лицом к лицу, и по этой причине они оказываются безоружными перед ним.
Вообще в церковной жизни, как и в обычной, светской, не бывает все ровно, гладко и сладко. В ней присутствуют те же самые элементы: взлеты и падения, успехи и неудачи. И то, что происходит с нами, я имею в виду это охлаждение, неправильно, но нормально. Это — естественный ход событий. И это повод для тревоги, но не повод для отчаяния. Не ожидайте от себя совершенства, вы живой человек и можете заблуждаться и ошибаться.
Есть один очень важный момент: многие полагают, что раз они переступили порог храма, то уже победили. Это не так. Духовная борьба — это революция, и у нее, как у всякой революции, есть начало, но нет конца. И после того как мы начинаем вести церковную жизнь, эта борьба не прекращается, не стихает — она лишь обостряется, переходит на новый уровень, становится более сложной.
И если в начале церковной жизни все было просто и понятно: вот он, грех, с ним надо бороться, то по мере продвижения вперед, когда состригается ботва, торчащая на поверхности, в глубине остаются грехи, которые тяжело распознать. Это не то, что мы сказали/подумали/сделали, а то, что заставляет нас говорить/думать/делать. Вот именно с этого момента и начинается настоящая духовная брань, а у нас, как назло, именно к этому моменту безнадежно опускаются руки.
И вот, когда кажется, что битва проиграна, что все двери закрыты, что все было напрасно, надо брать себя за шкирку и тащить на исповедь, где и сказать священнику, что потеряли интерес к церковной жизни, что перестали молиться, не чувствуете себя частью Церкви, не видите своих грехов, что нет в душе покаяния, и пришли вы за помощью. Священник поймет, потому что вы не первая, кто придет к нему с таким набором, да и сам он, скорее всего, проходил через подобное. Исповедью очень часто снимается с души омертвевшая корка, а там, глядишь, потихоньку жизнь вернется в нужное русло.
Если не получается молиться «как положено», когда не знаешь, о чем просить и как просить, просто встаньте пред иконами и скажите: «Вот я, Господи! Ничего не умею, ничего не могу, ничего не хочу. Спаси меня, Господи!» Именно в такое время не остается ничего, кроме как возопить к Богу: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя!» В этот момент понимаешь все значение Иисусовой молитвы.
Выгорание — аналог переходного периода, когда нас начинает плющить и колбасить, да и занести может совсем не в ту степь из-за утраты ориентиров. Но как в обычной жизни после переходного возраста наступает период зрелости и опыта, так и в церковной жизни: если вы почувствовали в душе признаки выгорания, значит, вы прошли какой-то этап и впереди вас ожидает новый, который, возможно, будет не столь ярким и не столь богатым на впечатления, но зато — более качественным. Но вам до него надо дойти или хотя бы доползти, а для этого требуется приложение хоть каких-то усилий и определенное терпение.
Длительность периода охлаждения индивидуальна: кому-то для преодоления этого состояния требуется несколько месяцев, кому-то несколько лет, а кто-то так и застывает в нем навсегда, как некоторые люди навсегда зависают в подростковом возрасте. Все зависит от наличия у человека желания вернуться в лоно Церкви. Если его нет, то «авось» не вывезет, спасение верующих — дело рук самих верующих, от нас требуется тот минимум усилий, на который мы способны, ведь насильно Господь к Себе никого не тащит, Он смиренно ждет, когда мы откликнемся на зов: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр, 3:20).
